– Не надо меня заставлять, – сказал я. – Хорошая жена должна считать, что все, что делает ее муж, – в высшей степени разумно. Правда, Элли?

Личико Элли сияло от счастья.

– Не кажется ли тебе, Майк, – засмеялась она, – что ты себя переоцениваешь?

Грета принесла чайник. Мы только-только отделались от ощущения неловкости, которое владело нами поначалу, но, как только появилась Грета, это чувство снова вернулось. Мать решительно пресекла все попытки Элли уговорить ее остаться у нас, и через некоторое время Элли перестала настаивать. Мы с ней проводили мать по тенистой аллее, что вела к воротам.

– Как это место называется? – вдруг спросила мать.

– Цыганское подворье, – ответила Элли.

– А, да! – словно вспомнила мать. – У вас тут что, живут цыгане?

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

– Я встретила цыганку, когда шла к вам. Она почему-то странно на меня посмотрела.

– Она вообще-то невредная, – заметил я, – Только немного с приветом.

– Почему ты считаешь, что она с приветом? – Мать с легкой усмешкой посмотрела на меня. – Она что, затаила на вас обиду?

– Мы ничем ее не обидели, – сказала Элли. – Просто она почему-то считает, будто мы выгнали ее с ее земли или что-то в этом духе.

– Наверное, хочет на этом заработать, – решила мать. – Цыгане все такие. Шумят, твердят всем подряд, как их обидели. Но как только сунешь им монету, сразу умолкают.

– Вы не любите цыган, – сделала вывод Элли.

– Вороватые они больно. Работать на одном месте не хотят, вот и подбирают все, что плохо лежит.

– Мы… – начала Элли. – Мы стараемся о ней не думать.

Мать попрощалась, а потом спросила:

– А кто эта молодая женщина, что живет с вами? Элли объяснила, что Грета до нашей женитьбы три года провела у них в доме и что, если бы не Грета, жизнь у нее была бы ужасной.

– Грета нам очень помогает. Она замечательный человек. Я просто не представляю, что бы делала без нее, – добавила Элли.

– Она живет с вами или приехала погостить?

Элли не хотелось отвечать на этот вопрос.

– Она… В настоящее время она живет с нами, потому что у меня растяжение связок, и я вынуждена была пригласить кого-нибудь ухаживать за мной. Но сейчас я уже поправилась.

– Молодоженам лучше жить одним, – назидательно произнесла мать.

Мы стояли у ворот и смотрели, как она спускается вниз с холма.

– Сильный у нее характер, – задумчиво сказала Элли. Я был сердит на Элли, очень сердит за то, что она, не предупредив меня, поехала-таки к моей матери. Но когда она повернулась и посмотрела на меня, чуть приподняв одну бровь, с этой своей забавной полуробкой, полудовольной улыбкой маленькой девочки, я не мог не улыбнуться.

– Ну и обманщица же ты, – сказал я.

– Обстоятельства иногда вынуждают, – парировала Элли.

– Прямо как у Шекспира, в пьесе, в которой я однажды участвовал. Ее ставили у нас в школе. – И смущенно процитировал:

– «Отца ввела в обман, тебе солжет». [29]

– Кого ты играл? Отелло?

– Нет, – ответил я. – Отца Дездемоны. Поэтому я и помню эти слова.

– «Отца ввела в обман, тебе солжет», – в раздумье повторила Элли. – Я же, насколько мне помнится, ни разу не обманула своего отца. Может, если бы он прожил подольше, и обманула.

– Не думаю, что он отнесся бы к нашему браку более благосклонно, чем твоя мачеха, – сказал я.

– Я тоже, – отозвалась Элли. – Он, по-моему, очень чтил всякие условности. – Она опять улыбнулась по-детски забавной улыбкой. – И мне, наверное, пришлось бы, как Дездемоне, обмануть отца и бежать из дома.

– Почему тебе так хотелось повидаться с моей матерью, Элли? – полюбопытствовал я.

– Дело вовсе не в том, что мне хотелось повидаться с нею, – ответила Элли. – Просто мне было неловко, что я не знакома с ней. Ты не очень часто говорил о своей матери, но из того немногого, что я слышала, я поняла, что она всегда старалась делать для тебя все, что было в ее силах. Много работала, чтобы ты мог учиться, и помогала, чем могла. Вот я и подумала, что если я к ней не поеду, то она сделает вывод, что я кичусь своим богатством.

– Твоей вины тут не было бы, – сказал я. – Скорее уж моя.

– Да, – согласилась Элли и добавила:

– Я ведь понимаю, почему ты не хотел, чтобы я знакомилась с твоей матерью.

– Думаешь, у меня комплекс неполноценности из-за матери? Ничего подобного, уверяю тебя.

– Пожалуй, – задумалась Элли, – теперь я это понимаю. Просто ты не хотел, чтобы она при мне читала тебе нравоучения.

– Какие нравоучения? – недоумевал я.

– Теперь я вижу, – продолжала Элли, – что она из тех людей, которые хорошо знают, чем следует заниматься другим. Она, наверное, все время наставляла тебя, советовала, какую работу ты должен искать.

– Совершенно верно, – сказал я. – Главное, постоянную, чтобы сидеть на одном месте.

– Ну а сейчас все это уже не имеет никакого значения, – продолжала Элли. – Я не сомневаюсь, что она желала тебе только добра. Но к сожалению, плохо знала тебя, Майк. Ты не способен долго сидеть на одном месте… И размеренная жизнь тоже не по тебе. Ты любишь ездить, смотреть на то, что делается на белом свете, и не только смотреть, но и что-то делать – жить полной жизнью.

– Я хочу жить с тобой в этом доме, – сказал я.

– Некоторое время, вполне возможно… И мне кажется… Мне кажется, ты всегда будешь стремиться вернуться сюда. И я тоже. Мы будем приезжать сюда каждый год и будем здесь более счастливыми, чем в любом другом месте. Но сидеть на одном месте ты не сможешь. Тебя потянет путешествовать, посмотреть, как живут другие, что-то сделать… Например, если у тебя появится желание разбить здесь сад, мы поедем смотреть сады в Италии, в Японии, в других странах…

– С тобой моя жизнь и так полна чудес, Элли, – сказал я. – Извини, что я рассердился на тебя.

– Сердись сколько угодно, – милостиво разрешила Элли. – Я тебя не боюсь. – И, чуть нахмурившись, добавила:

– Твоей матери Грета не понравилась.

– Грета многим не нравится, – заметил я.

– В том числе и тебе.

– Послушай, Элли, зачем ты все время напоминаешь об этом? Ведь это не правда. Сначала я немного ревновал к ней – вот и все. А сейчас мы с ней в очень хороших отношениях. – И добавил:

– Просто она так держится, что вызывает у людей желание защищаться.

– Мистеру Липпинкоту она тоже не нравится, верно? Он считает, что она имеет на меня слишком большое влияние, – сказала Элли.

– А это действительно так?

– Интересно, почему ты спрашиваешь? Да, пожалуй, это так. Что вполне естественно. У нее довольно сильный характер, а мне хочется иметь при себе человека, которому, я могу доверять и на которого могу положиться. И кто в любой момент защитит меня.

– То есть поддержит в желании добиться своего? засмеялся я.

И мы рука об руку вошли в дом. Не знаю почему, но в тот день в доме было сумрачно. Наверное, потому, что солнце только что ушло с террасы, и все сразу как-то померкло в предчувствии надвигающейся тьмы.

– Что случилось, Майк? – спросила Элли.

– Не знаю, – ответил я. – Мне вдруг сделалось холодно.

– Словно мороз по коже пробежал – есть такое выражение, да? – спросила Элли.

Греты в доме не было. Слуги сказали, что она пошла гулять.

Теперь, когда моя мать узнала про нашу женитьбу и познакомилась с Элли, я сделал то, что уже некоторое время собирался сделать. Я послал ей чек на большую сумму. Велел перебраться в дом получше и докупить нужную мебель. Я, конечно, не был уверен, что она примет чек. Эти деньги я не заработал и не мог даже прикинуться, будто они принадлежат мне. Как я и ожидал, она вернула разорванный пополам чек с запиской. «Мне эти деньги не нужны, – писала она. – Каким ты был, таким и останешься. Больше я в этом не сомневаюсь. Да поможет тебе Бог». Я швырнул записку Элли.

– Вот, полюбуйся, какая у меня мать, – сказал я. – Из-за того, что я женился на богатой и живу на деньги жены, эта старая язва готова сжить меня со свету.

вернуться

29

«Отца ввела в обман, тебе солжет» – Имеется в виду трагедия Вильяма Шекспира «Отелло, Мавр Венецианский» Приводимые ниже слова произносит отец Дездемоны Брабанцио (акт 1, сцена 3. Перевод Б. Пастернака).